Исторические прозведения
Плутаpх - Труды
Скачать Плутаpх - Труды
XL. АЛЕКСАНДР видел, что его приближенные изнежились вконец, что их
роскошь превысила всякую меру: теосец Гагнон носил башмаки с серебряными
гвоздями; Леоннату для гимнасия привозили на верблюдах песок из Египта; у
Филота скопилось так много сетей для охоты, что их можно было растянуть на
сто стадиев; при купании и натирании друзья царя чаще пользовались
благовонной мазью, чем оливковым маслом, повсюду возили с собой банщиков и
спальников. За все это царь мягко и разумно упрекал своих приближенных.
Александр высказывал удивление, как это они, побывавшие в стольких жестоких
боях, не помнят о том, что потрудившиеся и победившие спят слаще
побежденных. Разве не видят они, сравнивая свой образ жизни с образом жизни
персов, что нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более
царственного, чем труд? "Сможет ли кто-либо из вас, - говорил он, - сам
ухаживать за конем, чистить свое копье или свой шлем, если вы отвыкли
прикасаться руками к тому, что всего дороже, - к собственному телу? Разве вы
не знаете, что конечная цель победы заключается для нас в том, чтобы не
делать того, что делают побежденные?" Сам он еще больше, чем прежде,
подвергал себя лишениям и опасностям в походах и на охоте. Однажды лаконский
посол, видевший, как Александр убил большого льва, воскликнул: "Александр,
ты прекрасно сражался со львом за царскую власть". Изображение этой охоты
Кратер пожертвовал в Дельфы. Медные статуи льва, собак, царя, вступившего в
борьбу со львом, и самого Кратера, бегущего на помощь, созданы частью
Лисиппом, частью Леохаром.
XLI. ВОЗЛАГАЯ труды на себя и побуждая к доблести других, Александр не
избегал никаких опасностей, а его друзья, разбогатев и возгордившись,
стремились только к роскоши и безделью, они стали тяготиться скитаниями и
походами и постепенно дошли до того, что осмеливались порицать царя и дурно
отзываться о нем. Сначала Александр относился к этому очень спокойно, он
говорил, что царям не в диковину слышать хулу в ответ на свои благодеяния.
Действительно, даже самое малое из того, что он сделал для своих
приближенных, свидетельствовало о его большой любви и уважении к ним. Я
приведу лишь несколько примеров. Певкеста, который был ранен медведем,
Александр упрекал в письме за то, что он не известил его об этом, хотя
сообщил о своем ранении многим другим. "Но теперь, - просил Александр, -
напиши мне, как ты себя чувствуешь, а также сообщи, кто из твоих спутников
на охоте покинул тебя в беде, ибо эти люди должны понести наказание".
Гефестиону, уехавшему куда-то по делам, Александр сообщает, что Пердикка
копьем случайно ранил Кратера в бедро, в то время как они дразнили мангусту.
Как-то раз, когда Певкест оправился от болезни, Александр написал его врачу
Алексиппу благодарственное письмо. Увидев однажды во сне, что Кратер болен,
Александр и сам принес за него жертвы, и Кратеру велел сделать то же самое.
Врачу Павсанию, намеревавшемуся лечить Кратера чемерицей, Александр написал
письмо, в котором выражал свою тревогу и советовал, как лучше применять это
средство. Эфиальта и Кисса, которые первыми сообщили об измене и бегстве
Гарпала, Александр велел заковать в кандалы как клеветников. Когда Александр
отправлял на родину больных и старых воинов, некий Эврилох из Эг записался в
число больных. Но впоследствии было обнаружено, что он ничем не болен, и
Эврилох признался, что он горячо любит Телесиппу и хотел отправиться к морю
вместе с ней. Александр спросил тогда, кто эта женщина, и услышав в ответ,
что она свободная гетера, сказал: "Мы сочувствуем твоей любви, Эврилох, но
ведь Телесиппа свободнорожденная - постарайся же с помощью речей или
подарков склонить ее к тому, чтобы она осталась здесь".
XLII. МОЖНО только удивляться тому, сколько внимания уделял он своим
друзьям. Он находил время писать письма даже о самых маловажных вещах, если
только они касались близких ему людей. В одном письме он приказывает, чтобы
был разыскан раб Селевка, бежавший в Киликию. Певкесту он выражает в письме
благодарность за то, что тот поймал некоего Никона, который был рабом
Кратера. Мегабизу Александр пишет о рабе, нашедшем убежище в храме: он
советует Мегабизу при первой возможности выманить этого раба из его убежища
и схватить вне храма, но внутри храма не трогать его. Рассказывают, что в
первые годы царствования, разбирая дела об уголовных преступлениях,
наказуемых смертной казнью, Александр во время речи обвинителя закрывал
рукой одно ухо, чтобы сохранить слух беспристрастным и не предубежденным
против обвиняемого. Позднее, однако, его ожесточили многочисленные
измышления, скрывавшие ложь под личиной истины, и в эту пору, если до него
доходили оскорбительные речи по его адресу, он совершенно выходил из себя,
становился неумолимым и беспощадным, так как славой дорожил больше, чем
жизнью и царской властью. Намереваясь вновь сразиться с Дарием, Александр
выступил в поход. Услышав о том, что Дарий взят в плен Бессом, Александр
отпустил домой фессалийцев, вручив им в подарок, помимо жалованья, две
тысячи талантов. Преследование было тягостным и длительным: за одиннадцать
дней они проехали верхом три тысячи триста стадиев, многие воины были
изнурены до предела, главным образом из-за отсутствия воды. В этих местах
Александр однажды встретил каких-то македонян, возивших на мулах мехи с
водой из реки. Увидев Александра, страдавшего от жажды, - был уже полдень, -
они быстро наполнили водой шлем и поднесли его царю. Александр спросил их,
кому везут они воду, и македоняне ответили: "Нашим сыновьям; но если ты
будешь жить, мы родим других детей, пусть даже и потеряем этих". Услышав
это, Александр взял в руки шлем, но, оглянувшись и увидев, что все
окружавшие его всадники обернулись и смотрят на воду, он возвратил шлем, не
отхлебнув ни глотка. Похвалив тех, кто принес ему воду, он сказал: "Если я
буду пить один, они падут духом". Видя самообладание и великодушие царя,
всадники, хлестнув коней, воскликнули, чтобы он не колеблясь вел их дальше,
ибо они не могут чувствовать усталости, не могут испытывать жажду и даже
смертными считать себя не могут, пока имеют такого царя.
XLIII. ВСЕ ПРОЯВИЛИ одинаковое усердие, но только шестьдесят всадников
ворвалось во вражеский лагерь вместе с царем. Не обратив внимания на
разбросанное повсюду в изобилии серебро и золото, проскакав мимо
многочисленных повозок, которые были переполнены детьми и женщинами и
катились без цели и направления, лишенные возничих, македоняне устремились
за теми, кто бежал впереди, полагая, что* Дарий находится среди них.
Наконец, они нашли ле*жащего на колеснице Дария, пронзенного множеством
копий и уже умирающего. Дарий попросил пить, и Полистрат принес холодной
воды; Дарий, утолив жажду, сказал: "То, что я не могу воздать благодарность
за оказанное мне благодеяние, - вершина моего несчастья, но Александр
вознаградит тебя, а Александра вознаградят боги за ту доброту, которую он
проявил к моей матери, моей жене и моим детям. Передай ему мое рукопожатие".
С этими словами он взял руку Полистрата и тотчас скончался.
Александр подошел к трупу и с нескрываемою скорбью снял с себя плащ и
покрыл тело Дария. Впоследствии Александр нашел Бесса и казнил его. Два
прямых дерева были согнуты и соединены вершинами, к вершинам привязали
Бесса, а затем деревья отпустили, и, с силою выпрямившись, они разорвали
его. Тело Дария, убранное по-царски, Александр отослал его матери, а
Эксатра, брата Дария, принял в свое окружение.
XLIV. ЗАТЕМ Александр с лучшей частью войска отправился в Гирканию. Там
он увидел морской залив, вода в котором была гораздо менее соленой, чем в
других морях. Об этом заливе, который, казалось; не уступал по величине
Понту, Александру не удалось узнать ничего определенного, и царь решил, что
это край Меотиды. Между тем естествоиспытатели были уже знакомы с истиной:
за много лет до похода Александра они писали, что Гирканский залив, или
Каспийское море, - самый северный из четырех заливов Океана.
В тех местах какие-то варвары похитили царского коня Букефала,
неожиданно напав на конюхов. Александр пришел в ярость и объявил через
вестника, что если ему не возвратят коня, он перебьет всех местных жителей с
их детьми и женами. Но когда ему привели коня и города добровольно
покорились ему, Александр обошелся со всеми милостиво и даже заплатил
похитителям выкуп за Букефала.
XLV. ИЗ ГИРКАНИИ Александр выступил с войсками в Парфию, и в этой
стране, отдыхая от трудов, он впервые надел варварское платье, то ли потому,
что умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей
все привычное и родное, то ли, готовясь учредить поклонение собственной
особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым
обычаям. Но все же он не пожелал облачаться полностью в индийское платье,
которое было слишком уж варварским и необычным, не надел ни шаровар, ни
кандия, ни тиары, а выбрал такое одеяние, в котором удачно сочеталось
кое-что от мидийского платья и кое-что от персидского: более скромное, чем
первое, оно было пышнее второго. Сначала он надевал это платье только тогда,
когда встречался с варварами или беседовал дома с друзьями, но позднее его
можно было видеть в таком одеянии даже во время выездов и приемов. Зрелище
это было тягостным для македонян, но, восхищаясь доблестью, которую он
проявлял во всем остальном, они относились снисходительно к таким его
слабостям, как любовь к наслаждениям и показному блеску. Ведь, не говоря уже
о том, что он перенес прежде, совсем незадолго до описываемых здесь событий
он был ранен стрелой в голень, и так сильно, что кость сломалась и вышла
наружу, в другой раз он получил удар камнем в шею, и долгое время туманная
пелена застилала ему взор. И все же он не щадил себя, а непрестанно рвался
навстречу всяческим опасностям; так, страдая поносом, он перешел реку
Орексарт, которую принял за Танаид, и, обратив скифов в бегство, гнался за
ними верхом на коне целых сто стадиев.
XLVI. МНОГИЕ, в том числе Клитарх, Поликлит, Онесикрит, Антиген и Истр,
рассказывают, что в тех местах к Александру явилась амазонка, но Аристобул,
секретарь Александра Харет, Птолемей, Антиклид, Филон Фиванский, Филипп из
Теангелы, а также Гекатей Эретрийский, Филипп Халкидский и Дурид Самосский
утверждают, что это выдумка. Их мнение как будто подтверждает и сам
Александр. В подробном письме к Антипатру он говорит, что царь скифов дал
ему в жены свою дочь, а об амазонке даже не упоминает. Рассказывают, что,
когда много времени спустя Онесикрит читал Лисимаху, тогда уже царю,
четвертую книгу своего сочинения, в которой написано об амазонке, Лисимах с
легкой усмешкой спросил историка: "А где же я был тогда?" Но как бы мы ни
относились к этому рассказу - как к правдивому или как к вымышленному, -
наше восхищение Александром не становится от этого ни меньшим, ни большим.
