Исторические прозведения
Морис Симашко. - Емшан
Скачать Морис Симашко. - Емшан
И браслет поэтому надели большой стране Миср. Для этого нужно было,
чтобы объединились девять эмиров, у которых на запястьях были твердые бугры.
И чтобы были на Острове всего сорок раз по сорок мамелюков, у которых не
было хватающего за руки бога, не было делающих человека слабым отца и
матери, и которые были барбарои--чужие люди в стране Миср. И нужно было,
чтобы мамелюки беспрекословно слушались Эмиров Пяти, а Эмиры Пяти слушались
Эмиров Сорока, а Эмиры Сорока слушались Эмиров Тысячи. И тогда это нетрудно
сделать. Богатая и бессильная страна Миср всегда носила браслет...
И когда сказали, что Тураншах, беспокойный сын старого султана, утонул
в Реке, тоже радовались люди страны Миср. Он и Барат пустили по стреле в
голую спину буйного Тураншаха. И не мог уже уплыть Тураншах от их ножей...
У большого Айбека была круглая бритая голова, круглые глаза и широкий
рот с крепкими зубами. И твердые коричневые бугры от галерных цепей были на
его руках. Он правильно шел к власти и стал первым. Но он остался с Шадияр,
светлоглазой женой султана, когда убил его...
И сразу перестал все понимать эмир Айбек, потому что остался надолго со
светлоглазой женщиной. Не султаном назвал он себя, а атабеком--воспитателем
Халила, сына Шадияр аль-Дурро. Последним Эйюбом был маленький Халил, сын
старого султана, и не живут долго последние...
И не султаном стал Айбек, а только мужем аль-Дурро--Золотой Шадияр,
когда эмиры признали его право. Неправильно это было. Каждому эмиру позволил
он думать, что дорого их согласие. И не были никогда спокойными эмиры. А все
это случилось потому, что не в четырнадцать дней один раз приходил Айбек к
женщине. И не менял он женщину каждые четырнадцать дней. И не по мужской
необходимости шел к ней...
Каждый день был Айбек у Шадияр. И круглый рот его раздвигался до ушей,
и круглые глаза сияли, как начищенные пряжки на поясах мамелюков. И перестал
он видеть прямо, и захотел, чтобы у всех в стране Миср был раздвинут рот и
сияли глаза. И не бывает так, чтобы все были счастливыми...
Все начал разрешать Айбек людям страны Миср. И сразу перестали они
работать, и в глазах их уже не было молитвы. Стрелы метали они в мамелюков,
приезжавших за хлебом и женщинами. И Река перестала подниматься до корней
семиствольного дереза. И начался голод и болезни. И франки из Акры и
Антиохии стали все ближе подходить к границам страны Миср.
Браслеты распилил Айбек у мамелюков. И разрешил он всем носить синие и
красные сапоги. Нельзя было узнать больше, кто раис, а кто стрелок.
Крикливые становились впереди молчаливых. И бежали мамелюки с Острова в
пустыню и становились там дикими разбойниками. По Реке к морю бежали
мамелюки, забирали корабли с гребцами и на море становились разбойниками. И
купцы перестали плыть в страну Миср...
И так затемнены были мысли Айбека от женщины, что не убил он Котуза. И
никого из девяти не убил он, кто убивал с ним старого султана.
Справедливость и порядок нарушил эмир Айбек. И они убили его...
Твердые бугры были на руках Айбека. И больше Котуза был Айбек, но
обессилел от женщины. А блестящие коричневые глаза Котуза были, как у
ожидающей гиены.
Раисом Острова был Котуз и сам покупал мамелюков. Его и Барата сделал
он Эмирами Тысячи. И не сразу Котуз убил Айбека, потому что умел ждать.
Маленький Халил, последний Эйюб, утонул в Реке раньше, чем убили
Айбека. Совсем мало крови было у прыщавого Халила. И, как отец, смотрел он
на нож, и в глазах его ничего не было. Мертвый ушел он в Реку и не выплывал
больше, потому что был последний. Люди страны Миср рассказывали, что
священный крокодил унес маленького Эйюба, и показывали место, где это
произошло. И стали они с Баратом Эмирами Тысячи...
Охрану оттеснили они и на части изрубили Айбека. когда приехал он на
Остров делать смотр. Даже круглой головы не осталось, чтобы посадить на пику
и показать жителям Эль-Кахиры для утверждения порядка.
И светлоглазая Шадияр знала, что ждут они Айбека на Острове. Потому что
женщины--как люди страны Миср, и не любят они тех, кто ходит к ним каждый
день...
Конь вдруг остановился, замотал головой и начал сходить с ровной
дороги. Бейбарс потянул повод...
Он сам убил светлоглазую женщину, когда приказал Котуз. Закрытую привез
он ее на середину Реки. Белая, как солнце, была луна. И снял он покрывало, и
долго смотрел в лицо Шадияр.
И она в первый раз смотрела ему в лицо. И глаза ее становились все
больше. Совсем светлыми стали они. И засмеялась она. И руки его перестали
вдруг быть тяжелыми. Луна вдруг упала в воду, и остановилась вода...
И он сощурил тогда глаза, и ударил кривым мамелюкским ножом где
раздваивалась у нее грудь. И смеялась она, и закрыла глаза, счастливая...
В пустой лодке сидел он. И не брал весла. Светлая вода была кругом... И
не пошел он на четырнадцатый день к женщине...
Котуз хорошо умел ждать. И знал он, что такое большая власть. Раньше,
чем стать султаном, захотел он остаться без девяти, которые были возле него,
И сделал правителем он человека, который не сам выбрал себе имя.
Байгушем--Птицей, жрущей падаль, называли этого человека Бахр -- Речные
мамелюки. Бурджи был он -- Башенный мамелюк из Фустата. И выбрал его Котуз,
потому что чужой он был среди Речных.
И делал Байгуш то, что хотел Котуз. Все эмиры были убиты при нем,
которые мешали Котузу. И в Реке утонул Байгуш, когда пришло его время.
Остался только он, Бейбарс, из девяти, которые были с Котузом...
Новых девять выбрал себе Котуз, когда стал султаном. И громко хвалил
Котуз его силу, и дарил ему самых красивых лошадей и самых толстоногих
женщин из своего гарема. И знал он поэтому, что пришло его время...
Но был уже он Раисом Острова и имел своих девять, Барат, Турфан и
Шамурат были всегда с ним. Трудно было Котузу, но он умел ждать. Все чаще
посылал его Котуз через пустыню тревожить франков. Там и увидел он
монголов...
Они обогнали слух о себе. Потные, безбородые, с ночным птичьим уханьем
бросились они, не спрашивая, кто впереди. Тело к телу и конь к коню, не
давая подняться пыли из-под копыт, ехали монголы, и остановить их было
нельзя.
И мамелюки повернули коней и разбежались по пустыне, спасаясь от
звонких монгольских стрел. И не всех он собрал потом у сторожевых башен на
дороге в страну Миср...
И легкая горячая стрела вошла ему в левое плечо, когда отворачивал он
коня от монголов. С черными жесткими перьями была стрела. Тихо свистнул
тонкий волосяной канат, сорвал его с коня и бросил спиной на землю. И тогда
прыгнул со своего коня длиннорукий Барат, и перерезал канат, и взял его на
своего коня...
Он долго стоял у сторожевых башен на дороге в страну Миср, рассылая во
все стороны мамелюков. И ему привозили живых монголов. И он долго смотрел
каждому в глаза. У них были узкие равнодушные глаза, в которых совсем не
было бога. Послушно садились они на корточки и ждали удара клинка, не
отворачивая головы. Страха они не понимали... Это были дикие барбарои, как
франки. И знали они своего Эмира Тысячи, как мамелюки. И эмиры их никого не
знали, кроме Безбородого Хана.
И пахло от них, как от франков, грязным потом и шкурами. Кобыльим
молоком пахли монголы. И чем-то горьким еще пахли они, как не пахли франки и
мамелюки. Это был непонятный запах, который мешал ему правильно думать...
А потом побежали в страну Миср люди, которых обогнали на своих
оскаленных лошадях монголы. Люди из Басры, из Багдада, из Урфы и Мосула. Они
бежали днем и ночью мимо сторожевых башен, и один только бог был в их
глазах.
И говорили они, что Безбородый Хан монголов--сын христианки и не
трогает он тех, кто крестится. И еще говорили они, что монголы привязали
всех сыновей халифа правоверных к хвостам своих диких лошадей. Всех братьев
халифа и всех везиров халифа привязали они к хвостам лошадей и погнали всех
лошадей в пустыню. Самого халифа правоверных привязали они к четырем
лошадям, и гнали их в четыре стороны, пока не разбежались лошади...
