Исторические прозведения
Сергей ПЛЕХАНОВ - ЗОЛОТАЯ БАБА
Скачать Сергей ПЛЕХАНОВ - ЗОЛОТАЯ БАБА
Пауль, расположенный на берегу порожистой реки, был невелик. По
травянистой террасе без всякого порядка разбрелись с десяток полуземлянок
и чумов, а в стороне, вдоль опушки бора, выстроились амбары на <курьих
ножках> - высоко опиленных пнях. Посреди поселка возвышался огромный кедр
с истрескавшимся от старости стволом; ветви его, увешанные шкурами и
цветными лоскутьями, лениво трепетали на слабом ветру, среди
раскачивающихся хвойных лап по временам открывались черепа оленей с
раскидистыми рогами. На большом кострище, черневшем поблизости от кедра,
были уложены свеженаколотые дрова,
Несколько вогулов беспрерывно сновали между юртами, и землянками:
один устраивал треногу из бревен, к которой затем подвесил большой медный
котел, другой подносил из тайги широкие свитки бересты, третий сооружал из
тесин невысокий помост подле кедра. Коренастый чернявый мужик в красной
рубахе бросался подсоблять всем по очереди. И только двое вели себя
степенно - тот, кто стоял у двери обширной полуземлянки с берестяной
крышей, украшенной оленьими рогами, и тот, что расхаживал вдоль опушки
тайги, окружавшей пауль. Оба они были до зубов вооружены - на поясе колчан
и нож, за плечом лук, в руке короткое копье. Изредка из покрытого оленьими
шкурами чума появлялся шаман. Отдавал короткие указания и вновь скрывался
за меховой полостью.
Иван и Алпа, наблюдавшие за поселком, из зарослей малины на склоне
холма, переговаривались вполголоса, то и дело опасливо озирались по
сторонам.
- Праздник, говоришь? - задумчиво сказал Иван. - А чего им
праздновать - что нас зажарили?
- Похоже, медвежья пляска будет. Вон порылитыхор как убрали - и дров
наготовили, и котел принесли...
- Порыли... чего?
- Священное место, значит, - с некоторой обидой пояснил Алпа. - Здесь
собираются...
Вогул не договорил. Тело его напряглось, словно перед прыжком, в
глазах появилось какое-то странное выражение - боль и радость вместе.
Проследив за взглядом Алпы, Иван увидел, как из небольшой избушки на краю
пауля вышла невысокая девушка в широком ярко-синем платье, расшитом
красными узорами. Волосы ее были заплетены в две толстых косы, унизанных
бляхами, кольцами, убранных разноцветными лентами.
Некоторое время побратимы молча наблюдали за обитательницей пауля.
Она неутомимо носилась по всему стойбищу - то от юрты к камельку, где на
воткнутых в землю прутьях пеклись лепешки, то взлетала по ступенькам,
вырубленным в бревне, к устроенному высоко над землей лабазу, то спешила с
берестяными ведрами к реке. А едва выдавалась свободная минута, она
присаживалась на пороге избушки и быстрыми стежками сшивала оленьи шкуры.
- Добрая хозяйка будет, - наконец заметил Иван.
Вогул покраснел, словно похвала относилась к нему.
Когда девушка в очередной раз направилась к амбару, ближе всех
стоявшему к месту, где прятались побратимы, Алпа неожиданно издал
трескучий горловой звук. Помолчал несколько секунд и снова застрекотал.
Девушка замерла на лестнице, прислоненной к амбару, потом с какими-то
неловкими, суетливыми движениями стала доставать припасы. Со всех ног
бросилась к камельку, сложила возле него добро, взятое из амбара. Потом
ненадолго скрылась в маленькой избушке на краю пауля. Выйдя оттуда в шали
и с туеском в руке, она что-то сказала вооруженному вогулу, мерявшему
шагами опушку, и скрылась в лесу.
Когда среди стволов бора, подходившего к малиннику, замелькало синее
платье, Алпа опять негромко прокричал кедровкой. Сказал, не глядя на
Ивана:
- Подожди. Я быстро.
И, пригнувшись, нырнул под полог ветвей, пестревших крупными ягодами.
Они появились совершенно бесшумно. Иван даже вздрогнул, когда перед
ним возникло девичье лицо, обрамленное цветастой шалью. Алпа, шедший
следом, с затаенной гордостью сказал:
- Вот, это Пилай...
- А меня Ивашкой зовут, - молодой человек во все глаза смотрел на
возлюбленную побратима, а та, напротив, отводила взгляд. - Да ты не
робей...
- Она и не боится, - ответил за нее Алпа. - Просто нрав такой.
Как бы подтверждая его слова, Пилай быстро заговорила, избегая,
однако, смотреть на Ивана.
- Нельзя вам здесь... Если ветер изменится, на пауль понесет - сразу
собаки учуют...
Иван беспомощно развел руками.
- Нам деваться некуда. Мы ведь не за здорово живешь пришли...
- Да я уж сказывал ей, - вмешался Алпа. - А она свое...
- Завтра много гостей будет: шаманы с Пелыма, с Сосьвы... По тайге
ходить станут, набредут...
- А что за сборище такое?
- Медведя убили.
Иван и Алпа надолго задумались. Пилай решилась прервать молчание.
- Надо вам, однако, в мань-кол схорониться...
- Замолчи! - чуть не закричал Алпа.
На лице его был написан неподдельный ужас.
Иван недоуменно воззрился на товарища, потом спросил:
- Чего благуешь?
- Грех... грех... Нуми-Торум накажет... - побелевшими губами шептал
Алпа.
- Вон видишь, на краю пауля самая маленькая избушка, - сказала Пилай,
впервые прямо взглянув на Ивана. - Это и есть мань-кол - бабий дом...
- Нельзя мужикам в мань-кол! - прервал ее Алпа. - Даже шаман туда
войти не смеет. Грех великий. Убьет Нуми-Торум.
- А это еще кто? - с подчеркнутым спокойствием узнал Иван.
- О-очень большой бог, - почтительно закатив глаза, отвечал вогул. -
Са-амый большой...
- А как же тот... за народом смотрящий мужик?
- И тот большой, и этот большой. Нуми-Торум, однако, главнее...
- Морока с вами. У нас просто: один всех выше...
Иван сидел на чурбачке возле чувала, смотрел, как огонь лижет
закопченные бока котелка. И, не оборачиваясь к побратиму, ничком лежавшему
на нарах, вполголоса говорил:
- Да уймись ты, ничего тебе не будет... Хоть то в соображение возьми,
что двум смертям не бывать, а одной не миновать. Ну, остались бы мы в
кустах сидеть - только и выждали б, что кто-нибудь на нас наскочил...
Поднялась шкура, закрывавшая вход, и в избушку, согнувшись под низким
косяком, вошла Пилай.
- Выспались? - В глазах ее притаилась тревога.
- Я-то слава богу. А он, - Иван кивнул в сторону побратима, - он
жалится: всю ночь продрожал-де. Вот сижу увещеваю...
- Я и сама-то... - призналась Пилай. - Днем-то не так страшно.
После короткой паузы сказала - уже другим повеселевшим голосом:
- А гости уже подходят - пелымских шестеро на той стороне речки
показалось. Сейчас поедут за ними.
- У вас что, лодка есть? - заинтересовался Иван.
- Не одна еще.
- А говорили, что к вам по воде не подняться.
- Наши вниз и не плавают - здесь поблизости. Да на озера ходят -
лодки-то берестяные, на плече унести можно...
Весь день Иван и Алпа сменяли друг друга возле крохотного окошка,
прорубленного над входом и следили за тем, что делается в пауле.
- На миг не отходит, - наконец сокрушенно произнес Иван. - Поди
подберись тут к статую... От кого он только бережет-то его. К вам ведь
только свои добираются.
Алпа с усмешкой посмотрел на вооруженного вогула, сидевшего у входа в
<рогатую> полуземлянку, и сказал:
- От своих и берегут. Сколько драк между шаманами из-за Золотой Бабы
было. Украсть несколько раз пытались - кто ею владеет, тому вся тайга дары
несет... Вот Воюпта и бережет ее пуще глаза.
Вдруг откуда-то с реки послышался частый вороний грай. И почти сразу
же отозвались невидимые из мань-кола птицы в самом пауле. Со всех сторон
неслось карканье. Когда Иван с недоумением прильнул к оконцу, чтобы
понять, чем вызван вороний переполох, Алпа бесстрастно сказал:
- Не птицы кричат, люди кричат.
Побратим повернулся к нему с вопросительной миной на лице.
- Значит, увидели лодку - медведя убитого везут...
Иван не стал задавать вопросов и весь обратился в зрение и слух.
На травянистой поляне тем временем появились люди - их было несколько
десятков. Одни в шаманских одеяниях, обшитых лентами, галунами и бляхами,
с татуировкой на лице, другие - в обычных охотничьих доспехах из звериных
шкур. Все они двигались к берегу реки, размахивая руками и каркая на
разные лады.
Вот на узкой полоске воды, видной из окошка, появилась берестянка с
тремя гребцами. Едва лодка ткнулась в берег, как к ней кинулись все
многочисленные обитатели пауля. Поднялся целый фонтан брызг - люди что
есть силы колотили по воде, обдавая друг друга, весело крича по-вороньи.
Потом несколько десятков рук подхватили тушу медведя, бурой массой
возвышавшуюся на дне берестянки, и потащили добычу к священному кедру,
украшенному шкурами и цветными лоскутьями.
Иван и Алпа увидели, как старый шаман что-то бранчливо сказал Пилай,
как она, вспыхнув, бросилась к мань-колу.
Войдя, она с обидой произнесла:
- Прогнал - грех, мол, тебе на медвежьем празднике вертеться...
- Что ж у них тут такое важное будет? - с усмешкой спросил Иван.
- У зверя убитого прощенья просить будут. Обманывать его станут -
тебя не мы убили, тебя олени, или менквы, или птицы заклевали... - очень
серьезно ответила Пилай.
Иван недоверчиво слушал.
- Правду говорит, - подтвердил Алпа. - Личины понадевают. Сам-то
Воюпта, видно, журавлем оденется - так уж положено... Голову да шею
журавлиную из деревяшки приладит...
