Исторические прозведения
Милей ЕЗЕРСКИЙ КАМЕНОТЕС НУГРИ
Скачать Милей ЕЗЕРСКИЙ КАМЕНОТЕС НУГРИ
2
У двери хижины Нугри встретила Мимута и дети. Они приветствовали его
низкими поклонами.
Мимута была еще молода, но нужда и тяжелая работа состарили ее. Лицо
ее было в морщинах, лоб и подбородок разрисованы несмываемой татуировкой,
губы подкрашены, глаза подведены истолченным углем. Черная полоска
проходила от глаз к вискам. Волосы были выкрашены в синий цвет. Они падали
на спину тонкими прядями с привешенными к ним шариками из глины.
Нагие дети с толстыми косами, заложенными за левое ухо, чинно стояли
у хижины. Они только что принесли навоз, собранный на лугу, и нарвали
травы - мать должна была изготовить кирпичи для топки.
Нугри снял мешки, положил их на землю и вытер пот с лица. Он
приласкал мальчиков и девочек и заговорил с женой.
- Я не видел тебя у пруда, - сказал он, - и подумал, уж не случилось
ли с тобой чего-нибудь.
- А что могло со мной случиться? - улыбнулась Мимута, помогая мужу
перетаскивать мешки в хижину. - Все мы здоровы, слава пресвятому Ра! И
тебе желаем того же.
Хижина Нугри состояла из двух квадратных каморок, между которыми
находился дворик.
Нугри вошел внутрь лачуги. Ему приходилось ходить несколько
согнувшись, чтобы не испортить головой потолка. Мешок с зерном он отнес в
угол. Там он высыпал зерно в бочку, сделанную из битой земли, и рядом
поставил сосуд с маслом.
Усевшись на низенькую скамейку, Нугри смотрел, как Мимута вынимала из
сундука одежды. Она клала их на скамью, рядом с каменной зернотеркой, на
которой обычно растирали зерна продолговатым камнем.
- Знаю, ты голоден, - обернулась жена к мужу, - но есть нечего, кроме
куска лепешки, который я взяла у соседки. Хочешь, я вскипячу тебе воды,
чтобы ты мог запивать хлеб?
Нугри встал. По обычаю, он должен был помолиться перед едой. На
стене, в углублении, стоял божок, высеченный из камня. Глаза его, нос и
рот едва были намечены, большие уши оттопыривались.
Мимута суетилась у очага.
Вонючий дым, не успевая проходить в отверстие в крыше, наполнял
каморку. Нугри молился божку. Он просил его отгонять от семьи злых духов и
скорпионов, наблюдать за сохранностью скудного имущества и провианта.
- Сегодня ночью, - сказала Мимута, - я погашу огонь в очаге. Завтра
день празднования мертвых и смерти Египта Аменхотепа III, вечноживущего,
как Солнце... Нужно добыть вновь огонь, вот два кремня и сухая трава.
Нугри кивнул. Когда вода вскипела, он взял из рук жены миску и
половину круглой тяжелой лепешки.
- Тот месяц был очень тяжелый, - говорила Мимута, - больше десяти
дней мы голодали.
- А какой месяц легкий? - усмехнулся Нугри. - Все месяцы похожи друг
на друга... А ведь писцы не знают, что такое нужда, живут беззаботно...
Писцами назывались образованные люди, занимавшие ответственные
должности. Заслуженные писцы, принадлежавшие к правящей знати, как,
например, жрецы [жрецы - лица, совершавшие религиозные обряды и
приносившие богам жертвоприношения], наместники фараона в областях,
начальники работ пользовались большой властью, жили в достатке, ездили на
колесницах в сопровождении рабов. Были также писцы незнатного
происхождения, низшего разряда. Они занимали менее ответственные должности
и нередко подвергались за проступки телесным наказаниям, вообще широко
распространенные в Египте. Но нужды они не испытывали.
- Я думаю так, - сказала Мимута, - богатые и бедные одинаково родятся
и одинаково умирают. Почему же одни живут хорошо, а другие гибнут с
голоду?
- Кени говорит: или нет богов, или они несправедливы.
Мимута покачала головой.
- Не говори так, Нугри! У богов много своих дел. Они решили,
вероятно, так: человек должен сам заботиться о себе...
Вошел старший сын, по имени Аба. Ему было двенадцать лет.
С шестилетнего возраста он учился в фиванской школе, куда отправлялся
на рассвете. Начальная школа находилась в центре города, рядом со школой
писцов. Старый учитель был чрезвычайно строг. Он говорил ученикам: "Учись
прилежно, молись Тоту [Тоту - по верованию древних египтян, бог мудрости и
знаний], чтобы он просветил тебя, вложил в твою глупую голову семена
премудрости". А когда ученик плохо отвечал заданный урок, учитель бил его
палкой по спине и кричал: "Уши мальчика на его спине!" Это означало, что
когда ученика бьют, он бывает внимательным.
Два первых года ученья были очень трудны для Абы: он не мог усвоить
искусства письма. И за это учитель бил его каждый день. Третий и четвертый
годы были успешнее: мальчик наконец изучил иероглифы: Так назывались
фигуры животных, людей, солнца, луны, звезд и разных предметов, которыми
обозначались буквы, слоги и слова. На пятый год Аба перешел к скорописи -
искусству писать эти фигуры сокращенно. Первые годы ученья казались ему
тяжелым сном. Теперь уже было легко. Аба обмакивал палочку, сделанную из
тростника, в черную краску и быстро писал на папирусе [папирус - растение;
из папируса в древности делали свитки для письма, так как бумагу тогда
вырабатывать не умели; эти свитки также назывались папирусом].
В прошлом году Аба кончил школу и поступил в обучение к старшему
писцу. Это был еще более строгий учитель. "Стать писцом для юноши -
вершина благополучия", говаривал он.
Нелегко было учиться в школе писцов. Кроме образцов писем, которые
должен был запомнить ученик, необходимо было заучивать и переписывать
гимны богам, отрывки из произведений. Но не это было трудно. Пугали новые
предметы: арифметика, геометрия, медицина. Аба прилежно решал примеры и
задачи с целыми числами, но дроби давались ему с трудом. Усвоив геометрию,
Аба научился вычислять площадь круга и объем полушария. Геометрию он
полюбил, но медицина внушала ему страх, потому что приходилось заучивать
заклинания от враждебных духов.
Нугри следил за успехами сына и гордился им. Остальные дети тоже
учились, но большими успехами не отличались.
Взглянув на вошедшего Абу, отец улыбнулся.
- Расскажи, мальчик, что ты сегодня делал? - спросил он.
- Сегодня мы посетили с учителем - да сохранит его премудрый Тот! -
папирусную мастерскую.
И Аба рассказал, как вырабатывались свитки папируса. Легкими ударами
люди отделяли от ствола папируса тонкие слои верхнего покрова и нарезали
из них длинные полоски. Накладывая их краями одну на другую, они получали
широкую полосу, затем на эту полосу накладывали поперек другой ряд таких
же полосок, а на этот ряд следующие ряды. Потом люди разглаживали полосу
гладилами из слоновой кости, и клей, содержащийся в растении, придавал
листу прочность. Лучшим считался папирус толстый, гладкий,
желтовато-коричневого цвета.
Нугри внимательно слушал мальчика.
- Всякая работа требует умения, - сказал он, - а умение достигается
учением. Вначале тебе было трудно, сын мой, но потом ты заслужил похвалу
учителя.
- Я уже переписываю судебные решения, учитель повелел мне составить
отчет о работах в папирусной мастерской... Со временем у меня будет
колесница, слуги... Тогда я стану заботиться о матери...
Мимута обняла его.
- Мальчик мой, - сказала она со слезами на глазах, - мальчик мой!...
Аба ушел к братьям и сестрам, игравшим во дворике. Нугри и Мимута
тоже вышли из хижины.
Была уже ночь. На черном небе - ни звезды. Тишина висела над долиной.
- За всю свою жизнь не упомню такой душной ночи, - сказал Нугри. - А
ведь мне уже сорок лет. Неужели бог войны, грозный Сет, готовит нам удар?
Когда они возвратятся в лачугу, мать разостлала на глиняном полу
тростниковые цыновки, загнутые по краям кверху и усаженные колючками. Она
напоминала детям, чтобы они не поранили себе рук и ног колючками,
предохраняющими спящих от нападения скорпионов. Потом она положила на
цыновки волшебные таблички с изображением бога, душащего змей и
попирающего скорпионов.
Вскоре семья улеглась.
Только в соседней каморке возилась еще Мимута: она чинила одежду
мужа. Кончив работу, она встала, погасила в очаге огонь и растолкала
Нугри.
- Вставай, вставай, - шептала она. - Время высекать огонь.
Долго мучился Нугри, ударяя кремнем о кремень. Наконец сверкнула
искра, и сухая трава задымилась. Нугри дул на траву, пока не вспыхнуло
пламя.
- Огонь, огонь! - воскликнула Мимута, захлопав по-детски в ладоши, и
засмеялся. - Теперь можно ложиться и отдыхать.
