НЕРОН И СЕНЕКА

   Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь  розовый  шелк,  натянутый  над
гигантским амфитеатром, тяжелые  лучи  падали  на  арену.  Плавилась  арена,
усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов...
   Посреди арены высился золотой крест. Под крестом горела золотом громадная
бочка.
   И в этом пылающем розово-золотом свете возник на арене прекрасный  юноша.
В золотом венце, в золотой тоге  -  совершеннейший  Аполлон.  Только  вместо
сладкозвучной кифары в руках Аполлона был бич...
   И, бурно приветствуя этого странного Аполлона с  бичом,  понеслись  крики
толпы:
   - Да здравствует цезарь Нерон!
   - Ты наш отец, друг и брат, ты хороший сенатор, ты истинный цезарь!
   Это были загадочные крики, ибо гигантский цирк был совершенно пуст...
   Пустые мраморные скамьи амфитеатра сверкали в догорающем солнце.

   Заходило солнце. В тени мраморного портика сидел старик. С тихой  улыбкой
старик  смотрел  вдаль  -  как  тонул  в  сияющем  озере   солнечный   диск.
Безжизненная, морщинистая, похожая на срез дерева  рука  старика  машинально
мяла свиток.

   Отряд преторианских гвардейцев спешился у виллы.
   Сверкая доспехами, трибун Флавий Сильван ступил на мраморный пол.
   Была ночь, когда носилки со  стариком,  окруженные  эскортом  гвардейцев,
приблизились к Риму. Рим  не  спал  в  эту  ночь.  Толпы  людей  с  факелами
заполнили ночные улицы, грохотали колымаги, запряженные волами.
   В колымагах над головами толпы раскачивались  в  огромных  клетках  львы,
слоны,  тигры,  носороги...  Грохот  повозок,  крики  животных,   улюлюканье
людей...
   Толпа преградила дорогу носилкам. Не открывая  занавесей,  старик  слышал
близкие голоса толпы:
   - Тигр-то какой...  у,  тигрюга!  Ишь,  закрутился,  как  мышь  в  ночном
горшке!..
   - Льва приручил сам Эпиан. Говорят, он подарил такого льва Поппее  Сабине
и лев разглаживал ей морщинки  языком...  Чего  хохочешь?  Лев  даже  обедал
вместе с нею за одним столом!
   - Указальщик мест сгоняет меня и орет: "Эти места  для  сенаторов...  для
сенаторов!.. Так тебя разэтак!.." Тогда я сажусь  на  крайнее  место  -  три
четверти зада у меня висит, то есть я как бы стою...  Но  четвертью  задницы
сижу - сижу на сенаторских местах!..
   Старик слушал все эти крики и хохот толпы. Отвращение и  грусть  были  на
его лице.
   - С дороги! Прочь! - гремел  где-то  рядом  голос  трибуна.  Потом  глухо
ударили палки  по  человеческой  плоти.  Вопли  избиваемых  людей...  И  уже
побежали рабы, и понеслись в римской ночи носилки. Туда, туда - где  нависла
над вечным городом громада нового цирка.
   Сквозь орущую, гогочущую вокруг цирка толпу,  сквозь  когорты  гвардейцев
носилки со стариком проследовали внутрь цирка. Трибун помог старику сойти  с
носилок. Прямой,  величественный  и  гордый,  старик  неторопливо  вышел  на
арену...