Исторические прозведения
Анатолий Виноградов. - История молодого человека (Шатобриан и Бенжамен Констан)
Скачать Анатолий Виноградов. - История молодого человека (Шатобриан и Бенжамен Констан)
Отобрав огромные церковные земли у духовенства и беглых дворян в
национальный фонд, распродавая их по дорогим ценам крупнейшим финансовым
тузам, уничтожив сословные перегородки и оставив за собою бесконтрольное
право наживы, сломав таможенные рогатки, введя всюду одинаковые меры длины,
об'ема и веса, буржуазия вдруг почувствовала любовь к стране, в которой она
одержала победу. "Единая и неделимая Франция" стала "Отечеством" - "Patrie";
буржуа стали "патриотами" в противовес "аристократам". Это деление было
похоже на партийные термины, на политические понятии "сторонник" и
"противник" Революции. При осаде Тионвиля разрывом санкюлотской гранаты был
ранен Шатобриан. Перевязанный, трясущийся в отвратительном экипаже по
неровной дороге, в полном отчаянии ехал Шатобриан в Брюссель. Оттуда,
поправившись, он переправляется на остров Джерсей, а оттуда в Лондон. Там он
узнает, что его брат, жена брата и тесть казнены в Париже как
контрреволюционеры, а мать, сестра Люсиль и другая сестра посажены в тюрьму
как родственники эмигранта. В Лондоне наступают голодные дни. Но Шатобриан
не один. Множество бедных французов населяют английскую столицу. Живя
кое-как, питаясь раз в день, Шатобриан ради заработка принимается за
литературный труд. Дворянин, перестав утешать себя меланхолической поэзией,
вступает на трудную дорогу литературного работника ради заработка. И это
странно его преображает. Записывая американские впечатления, набрасывая два
романа "Атала" и "Ренэ" для себя и только для себя, он пишет очень странную
книгу "Исторический опыт о революциях". Казнь короля, события Конвента,
колоссальнейший под'ем революционной волны, победы революционных армий
первого периода, все это побуждает Шатобриана искать решения вопроса о целях
и смысле истории. Несчастия и неудачи чисто материального свойства привели к
тому, что моментами Шатобриан договаривается до "законности" революции, и
если мы сравним его книгу с первыми попытками создать философию революций,
выходившими тогда только из-под пера эмигрантов (сама революция не имела
возможности писать о себе, она еще горела и разгоралась, ей было не до
того), то мы увидим, что Шатобриан идет гораздо дальше своих современников.
Так или иначе, в 1797 году первый том "Опыта о революциях" вышел в Лондоне.
Шатобриан делится с читателем своим наблюдением над революциями прошлых
столетий и заявляет, что они исторически необходимы, что они представляют
собою бурное, но напрасное и безрезультатное, хотя и законное кипение
несчастной человеческой массы. Ни в какой степени не присоединяясь к
революционным идеалам, Шатобриан обсуждает и осуждает все формы
политического бытия - и монархию, и королевский парламентаризм, и
республику. Превратностям общественной жизни он противопоставляет
своеобразно переиначенные идеалы Руссо, учение о естественном человеке. С
пафосом, с очень красивой закругленностью совершенно новой и незнакомой
французам литературной речи, он говорит о прелестях "безыскусственного
природного состояния, там, на лоне натуры, среди простодушных людей,
незапятнанных цивилизацией", убеждая читателя, что лишь там можно себе найти
истинное счастье и настоящую свободу. Свое исследование Шатобриан
заканчивает блестящим поэтическим описанием американской ночи. Увы! это
самый убедительный аргумент, обычный для Шатобриана: Волнением эстетических
эмоций он всегда хочет решать отвлеченные вопросы. Поколение, жаждавшее
покоя, охотно пошло на этот способ решений, но это поколение не было
обществом в старом смысле этого слова, обществом пудреных париков, камзолов,
условных фраз и дворянского этикета. Этому обществу показалось бы чудовищным
революционное языкотворчество Шатобриана. Оно испугалось бы свежести его
речи, образности картин и не заметило бы угодной ему реакционности взглядов
Шатобриана. Припомним, что один из отцов французской революционной
буржуазии, сам буржуа, насквозь человек буржуазной эпохи - Вольтер, в своих
поэмах, подтачивающих авторитет королей и духовенства, боялся нарушить
стройность французского синтаксиса и ни в каком случае не простил бы себе
ошибки против одиннадцатисложного александрийского стиха, а тут вдруг
французский дворянин старинной бретонской фамилии вылезает из лондонской
берлоги с какой-то яркой и пламенной речью французского лирика, с
элегическими описаниями картин природы, сделанных не по форме, и пользуется
успехом. Почему? А потому, что он встретил перед собою не общество, а
публику, буржуазную публику, стремившуюся поскорее закрепить свои успехи,
уставшую от революции, боявшуюся ее продолжения. Красивые эмоции и лирика
успокаивали. А язык! Это был живой язык буржуазной эстетики, это был язык
французской молодежи, оставшейся не у дела вследствие разорения мелких
предпринимателей и разочарованной в механистическом материализме середины
XVIII века.
В год выхода первой книги Шатобриана в Лондоне в Париже произошло
странное событие. Были арестованы французский коммунист Кай-Гракх Бабеф и
его сторонники. Не все, конечно. На процессе выяснилось, что их организовано
около двадцати тысяч. Бабефа казнили. "Заговор равных", организованный им,
рассыпался и провалился в двадцать тысяч щелей подпольного Парижа. Это
показалось страшным. Могло затрещать священное право собственности, -
буржуазия испугалась. А тут еще со всех сторон надвигались враги,
вдохновляемые Англией. Чтобы парализовать английскую интригу, затеяли поход
на Египет и Индию. В мае 1798 года генерала Бонапарта послали в Египет, а в
Париже продолжали розыски бабефовской "Тайной директории общественного
спасения". Совет пяти директоров буржуазной директории начал чистку Совета
от якобинцев. По всему фронту буржуазия круто повернула направо. Ее правящая
богатая верхушка тревожилась и поговаривала о необходимости диктатуры. В
такой обстановке протекал 1798 год, когда во Францию внезапно вернулся
популярный "герой" Бонапарт. Он явился в Директорию и потребовал себе
полномочий. Незыблемый авторитет молодого генерала в армии был известен
директорам. Бонапарт получил назначение комендантом города Парижа. Прошло
очень много времени. Комендант оказался решительным: он перевел обе
законодательные палаты из Парижа в Сен-Клу, после чего двое из пяти
директоров оказались арестованными, а трое отказались от власти. Молодой
генерал спешно совещался с испытанными друзьями: парижскими банкирами,
разбогатевшими на армейских поставках. Поставщик военного снаряжения - Колле
для неизвестных целей негласно вручает Бонапарту полмиллиона золотых
франков, другие банкиры ему подражают, но только много спустя понятной
становится расточительность этих толстосумов. Они сговорились с молодым
генералом по своему кровному делу, они сторговались о природе власти, они
шепнули ему словечко о том, что их шкуру может спасти только военная
диктатура. Имея такую опору, Бонапарт разогнал Совет пятисот 18-го брюмера
(9 ноября) 1799 года и потребовал от Совета старейших провозглашения
Консульства, приступив к управлению Франции в качестве первого из первых
трех консулов. Крупная буржуазия рукоплескала. Началось постепенное
диктаторское засасывание власти, бешеное накопление золота и бешеные военные
расходы. Все эти миллионные контрибуции, весь этот поток чужого золота из
награбленных стран растекался на военные расходы. Поставщики французской
армии, присоединяя к своим капиталам огромные интендантские платежи,
получили широкую возможность сначала скупать богатейшие земли из
национального фонда, а потом строить огромные предприятия
фабрично-заводского типа, обзаводясь машинами, давя конкурентов, скупая
сырье, разоряя десятки тысяч кустарей, ремесленных артелей, истребляя
лавочки и мастерские сотен тысяч мелких предпринимателей. Мелкая буржуазия
стонала. Внутри буржуазного общества шло бешеное дробление, обусловленное
растущим могуществом капитала, притекшего в руки немногим.
