Исторические прозведения
Дмитрий Емец - ВЛАДИМИР МОНОМАХ
Скачать Дмитрий Емец - ВЛАДИМИР МОНОМАХ
* * *
Помнил Мономах, что следующие два года 6603 и 6604 от сотворения мира
(1095-1096) выдались у него особенно тяжелыми. Вс„ время, вс„ силы свои
отдавал он укреплению Русской земли и, пытаясь создать военный союз князей,
готовился к отражению очередного половецкого набега.
И набег этот состоялся как всегда внезапно. Не в обычаях половцев
предупреждать, что идут они войной, как делал это некогда князь Святослав.
Любят они напасть нежданно-негаданно, возникнуть с гиком из степей на легких
своих конях, захватить добычу, запалить городские посады - и раствориться в
степях.
Но теперь русские были уже готовы к нападению, хотя и внезапному.
"В год 6604 (1096). В то же время пришел Боняк с половцами к Киеву, в
воскресенье вечером, и повоевал около Киева и сжег на Берестовом двор княжой.
В то же время воевал Куря с половцами у Переяславля, и Устье сжег, 24 мая... В
том же месяце пришел Тугоркан, тесть Святополков, к Переяславлю, 30 мая, и
стал около города, а переяславцы затворились в городе. Святополк же и Владимир
пошли на него правой стороной Днепра и пришли к Зарубу и там перешли брод, и
не заметили их половцы, Бог сохранил их, и, изготовившись, пошли к городу.
Горожане же, завидев их, обрадовались и вышли к ним навстречу, а половцы
стояли на той стороне Трубежа, тоже приготовившись к бою; Святополк же и
Владимир перешли в брод через Трубеж к половцам, Владимир же хотел выстроить
полк, они же не послушались и ринулись верхом на врага. Увидев это, половцы
побежали, а наши побежали вслед воинам, рубя врагов. И даровал Господь в тот
день спасение великое: 19 июля побеждены были иноплеменники, и князя убили
Тугоркана, и сына его, и других князей; много врагов наших там пало. Наутро же
нашли Тугоркана мертвого, и взял его Святополк как тестя своего и врага, и,
привезя его к Киеву, похоронили его на Берестовом, между дорогой на Берестово
и другою, ведущей к монастырю."
Временной была та победа. Многочисленны половцы, много у них князей и
воинов. Да и напали разве бы половцы на Русь, не чувствуй они за собой силу
степей и племен своих?
Не зажили еще раны у дружины, едва похоронены убитые, как снова напали
половцы. На этот раз другая орда - грозного Боняка.
Смотрит Мономах в летопись. Пробуждается послушная память - и видит он
черное дымное облако, в котором тонут кресты монастырские. Ведет к монастырю
дорога, а на дороге, распластавшись, послушник - мальчик почти. Лежит на
спине, в небо удивленными глазами смотрит. На виске у него ободок сабельный,
кровавый: видать, рубанул кто из половцев из озорства, как мимо скакал.
Пламя свечи дрогнуло, а потом заплясало копотно, и долго не могло
успокоиться.
Владимир закашлялся. В тот же миг в темном углу горницы ожила
голова-чурбан. Разомкнулись деревянные веки: не нужно ли чего князю? Не
побрызгать ли квасом горячий камень для свежего духу? Не принести ли питья?
Но Мономах, не отрываясь, неподвижно смотрел в летопись. Казалось, не
здесь он. Далеко отсюда витают его мысли, переплетаются с прошлым,
устремляются в будущее.
"Третью ночь уж не спит. Все думает о чем-то... Уморит он себя,
думавши-то. Видать, войне скоро быть," - решив так, Микита снова задремал.
А князь уж снова читал. Строки плыли перед глазами, смешивались с давними
воспоминаниями.
"И 20 числа того же месяца в пятницу, в 1 час дня, пришел вторично Боняк
безбожный, шелудивый, крадучись, хищник, к Киеву внезапно, и чуть было в город
не ворвались половцы, и зажгли низину в предгородье, и повернули на монастырь,
и зажгли Стефанов монастырь, и деревни, и Германов. И пришли к монастырю
печерскому, когда мы по кельям почивали после заутрени, и кликнули клич около
монастыря, и поставили стяга два перед воротами монастырскими, а мы - кто
бежал задами монастыря, кто взбежал на полати. Безбожные же сыны Измайловы
высадили ворота монастырские и пошли по кельям, вырубая двери, и выносили,
если что находили в келье. Затем они сожгли дом Святой Владычицы нашей
Богородицы и пришли к церкви, и подпалили двери, устроенные к югу, и вторые же
- к северу, и, войдя в притвор к гроба Феодосиева, хватая иконы, зажигали
двери и оскорбляли Бога нашего и закон наш... Тогда же зажгли двор Красный,
поставленный благоверным князем Всеволодом на холме, зововом Выдобичи: все это
окаянные половцы запалили огнем..."
Вновь навертываются слезы на глаза у Мономаха: да не рабьи слезы
беспомощные, а благородные, гневливые.
Вытерев глаза, порывисто встал Мономах. Шумно отодвинулась, едва не упала
скамья. "Перунов чурбан" пробудился, тоже вскочил.
- Микита! Зови ко мне писца! Да поживее, старик! Напишу грамоту
Святополку, съедусь с ним - нет больше мочи терпеть поганых!
