Исторические прозведения
Уильям Голдинг. - Чрезвычайный посол
Скачать Уильям Голдинг. - Чрезвычайный посол
Солдат недоуменно развел руками. Фанокл упал на колени, стараясь до-
тянуться рукой до края императорской тоги. Солдат теперь смотрел мимо
Императора на ближайшие заросли тиса, которые отгораживали пруд от ухо-
дяшчих вверх террас сада. Глаза его округлились. Он взвыл и бросился бе-
жать.
- Колдовство!
За ним наблюдал Постумий, не мог не наблюдать - над стеной тиса кра-
совался его бронзовый шлем с ало-золотистым пером. Он, видимо, варил се-
бе какую-то еду, от обычного летнего зноя воздух над шлемом не мог дро-
жать с такой силой. На их глазах перо постепенно темнело и обугливалось.
Ветки тиса прогибались, скручивались от жары в завитки и наконец не вы-
держали. Шлем накренился, лег на бок - он был пуст.
- Иди сюда, дружишче.
Солдат выполз из кустов.
- На твоих глазах Громовержец уничтожил генерала Постумия за непрос-
тительный грех неповиновения Императору. Иди и скажи остальным. - Импе-
ратор повернулся к Фаноклу. - Попытайся спасти что ешче возможно. Ты в
большом долгу перед человечеством. Ступай с ними, Мамиллий, теперь ты за
все отвечаешь. Там, за туннелем, перед тобой открываются новые возмож-
ности. Будь их достоин.
Шаги гулко отозвались в туннеле и замерли в отдалении.
- Подойди ко мне, дитя мое.
Он сел на каменную скамью у пруда.
- Стань передо мной.
Она подошла и стала. Прежней грации в ее движениях уже не было.
- Отдай ето мне.
Задрапированная фигура стояла молча. Император не произнес больше ни
слова. Он лишь величаво протянул руку - зтого было достаточно. Она суну-
ла вешчицу ему в руку и испуганно поднесла сжатый кулачок к закрытому
покрывалом лицу. Император задумчиво смотрел на свою ладонь.
- Кажеця, моим спасением я обязан тебе. Впрочем, Постумий, наверное,
правил оы империей лучше меня. Дитя мое, я должен увидеть твое лицо.
Евфросиния продолжала стоять молча. Император испытуюшче посмотрел на
нее, потом кивнул, словно они о чем-то договорились.
- Я понимаю.
Он встал, обошел пруд и посмотрел поверх утеса на уже видимые волны.
- Пусть ето останется ешче одной неразгаданной страницей истории.
И он швырнул бронзовую бабочку в море.
ИВ. Дипломатическая миссия
Император и Фанокл возлежали друг против друга по разные стороны низ-
кого стола. Стол, пол и зала были круглыми, на обступивших залу колоннах
покоился затемненный купол. В отверстии купола, прямо над их головами,
висело мерцаюшчее созвездие, спрятанные за колоннами светильники разли-
вали по зале мягкий и теплый свет, который располагает к отдыху и улуч-
шает пишчеварение. Невдалеке задумчиво пела флейта.
- Так ты думаешь, она будет работать?
- Почему же нет, цезарь?
- Странный ты человек. Все размышляешь о всеобшчем законе, а получа-
ешь вполне осязаемые результаты. Зря я сомневаюсь. Мне надо набраться
терпения.
Они немного помолчали. Голос кастрата поддержал напев флейты.
- Фанокл, что делал Мамиллий, когда ты оставил его?
- Отдавал приказ за приказом.
- Вот и отлично.
- Приказы все до одного неправильные, но люди ему повиновались.
- В том-то и секрет. Что будет ужас, а не Император. Калигулу он пе-
реплюнет, а вот Нерона превзойти - таланта не хватит.
- Он очень гордился вмятиной на своем шлеме. Говорил, что открыл в
себе человека действия.
- Значит, прошчай поезия. Бедный Мамиллий.
- Нет, цезарь. Он сказал, что действие родило в нем поета и что имен-
но в бою он сочинил совершенное произведение.
- Надеюсь, не епопею?
- Чпиграмму, цезарь. "Евфросиния красива, но глупа и молчалива".
Император кивнул с серьезным видом.
- Но мы-то с тобой знаем, что ее уму и сообразительности может поза-
видовать любая женшчина.
Фанокл от неожиданности чуть приподнялся.
- А тебе, цезарь, откуда ето известно?
Император задумчиво катал пальцами виноградину по столу.
- Я, конечно, женюсь на ней. Не раскрывай, Фанокл, рот и не бойся,
что я велю тебя удавить, когда увижу ее лицо. В моем возрасте наш союз,
увы, будет только называться браком. Но ей он принесет безопасность и
относительный покой да и убережет от посторонних глаз. Ведь ты не будешь
отрицать, что у нее заячья губа?
Кровь бросилась в лицо Фаноклу, казалось, он задохнется -
- Только молодой идиот вроде Мамиллия мог болезненную стеснительность
принять за благонравную скромность. С высоты моего опыта и в надежде,
что нас не услышит ни одна женшчина, я по секрету скажу тебе: скромность
придумали мы, мужчины. Как знать, не нами ли выдумано и целомудрие? Ни
одна красивая женшчина не будет так долго скрывать свое лицо, если оно
не обезображено.
- Я не смел сказать тебе.
- Ты думал, что я принимаю тебя ради нее? Увы, ради Мамиллия и его
романтической любви. Персей и Андромеда! Как он возненавидит меня. Мне
не следовало забывать, что обычные человеческие отношения - непозволи-
тельная роскошь для Императора.
- Мне очень жаль...
- И мне тоже, Фанокл, и не только себя. Тебе никогда не хотелось об-
ратить свет своего могучего разума на медицину?
- Нет, цезарь.
- Сказать тебе, почему?
- Я слушаю.
Ясные, спокойные слова Императора падали в тишину залы. словно ма-
ленькие камешки:
- Я уже говорил, что ты высокомерный человек. Но ты ешче и егоист. Ты
одинок в своей вселенной с ее естественными законами, люди для тебя -
помеха и докука. Я сам одинокий егоист с той лишь разницей, что признаю
за людьми право на некоторую независимость. Чх вы, натурфилософы! Инте-
ресно, много ли вас? Ваш упрямый и ограниченный егоизм, ваше царственное
увлечение единственным полюбившимся предметом могут когданибудь подвести
мир к такой черте, за которой жизнь на земле можно будет стереть с той
же легкостью, с какой я стираю восковой налет с етой виноградины. -
Ноздри Императора трепетали. - А теперь тишина. Несут форель.
